духовная беседа с красноармейцами

2.4. Духовная жизнь на временно оккупированной территории

      Готовя войну против СССР, идеологи и стратеги фашизма пытались заранее определить те социальные и духовные силы, которые могли бы стать их опорой в предстоящей схватке. Такими потенциальными союзниками им казались Русская Православная Церковь и традиционная религиозность русского народа. На первый взгляд, ставка на эти факторы была вполне оправдана: большевизм долгие годы преследовал священнослужителей, закрывал храмы, ущемлял в правах верующих. В системе Главного управления имперской безопасности (СД) имелся специальный церковный отдел, в задачи которого входили контроль и наблюдение за деятельностью религиозных организаций всех конфессий, изучение настроения духовенства и мирян, создание агентурной сети в организационно-управленческих церковных структурах. Подобная практика имела место и в самой Германии, и в оккупированных странах Европы. На временно оккупированных территориях СССР нацистская церковная политика определялась в значительной степени общим отношением к славянам.

Первые оккупированные области А. Розенберг получил в свое ведение в конце августа, а 1 сентября 1941 года были созданы рейхскомиссариаты "Украина" и "Остланд". Тем же днем датируется и циркуляр Главного управления имперской безопасности о религиозной политике на Востоке "О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза", который определил основные направления работы:

- поддержать религиозные движения, как враждебные большевизму;

- дробить их на мелкие течения во избежание консолидации для борьбы с Германией;

- не допускать контактов лидеров разных конфессий;

- использовать религиозные организации для помощи немецкой администрации.[1]

Религиозную политику немецких властей на оккупированных территориях раскрывает директива Главного управления имперской безопасности от 31 октября 1941 г. в следующих словах: «крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию».  А  также директива Главного управления имперской безопасности от 5 февраля 1943 г., определяющая порядок богослужения для солдат вермахта и покоренных народов. Она предписывает: "религиозной деятельности гражданского населения не содействовать и не препятствовать...Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил. Это следует предоставить русской гражданской администрации".[2]

По отчету Совета по делам Русской Православной Церкви на 1 января 1948 г. число открытых немцами храмов на временно оккупированных территориях СССР составляло 7547. Но к тому времени было уже закрыто в связи с «нехваткой священников» (против которых возобновились репрессии), из-за изъятия у религиозных общин занятых ими храмов, выполнявших до войны роль общественных зданий, не менее 850 храмов в РСФСР, 600 на Украине, 300 в Белоруссии и 100 в Приднестровье.[3]

До сих пор церковная жизнь на оккупированной врагом территории остается малоизученной. Одна из неизученных до конца страниц в истории минувшей войны - деятельность членов церковной организации "Православная миссия в освобожденных областях России", известной также как "Псковская православная миссия". Она была создана под эгидой оккупационных властей на территории Псковской, Новгородской, Ленинградской и Калининской областей и провозглашала своей официальной целью восстановление церковной жизни, "разрушенной советской властью". Предыстория этой организации такова. В 1936 году Латвийская Православная Церковь откололась от Московского Патриархата и перешла в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Лидером националистического крыла Латвийской Церкви стал митрополит Августин (Петерсон), но была и сильная оппозиция ему, особенно среди полулегальных студенческих движений. И в 1940 году, после того, как Латвия вошла в состав СССР, оппозиция заставила митрополита Августина просить о возвращении Латвийской Церкви в лоно Московской Патриархии. Митрополит Августин (Петерсон) после покаяния, которое принес в Елоховском кафедральном соборе в Москве, был прощен. В феврале 1941 года Московской Патриархией был учрежден Прибалтийский экзархат в составе Латвийской и Эстонской епархий, как особая митрополичья область. Возглавил его митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский), бывший одним из ближайших сотрудников Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). С первых дней войны митрополит Сергий (Воскресенский) находился в Прибалтике с согласия Патриаршего Местоблюстителя, оставаясь проводником линии Московской Патриархии.

Через месяц после начала войны митрополит Августин (Петерсон) обратился к немецким оккупационным властям с просьбой дать свое соизволение на восстановление Латвийской Церкви в юрисдикции Константинопольского Патриархата и на изгнание из Латвии Экзарха Сергия (Воскресенского). Но немцы поддержали не Августина, а митрополита Сергия, которого раскольники открыто называли "большевистским ставленником" и "агентом ЧК". Немецкие власти предложили митрополиту Сергию (Воскресенскому) действенную поддержку против раскольников - в борьбе за сохранение канонической принадлежности Экзархата к Московской Патриархии. Взамен они хотели, чтобы Экзарх создал церковное управление - "Православную миссию в освобожденных областях России". Деятельность такой организации должна была стать экспериментом по претворению планов переустройства религиозной жизни СССР. Экзарх митрополит Сергий, давая согласие на управление церковными делами в северо-западных областях, рассчитывал, прежде всего, на возрождение здесь традиционной религиозной жизни.

18 августа 1941 г. в Псков прибыли первые 14 миссионеров-священников, среди которых были как выпускники Православного Свято-Сергиевского Богословского института в Париже, так и деятели Русского Христианского Союза. Территория, входившая в ведение Миссии, включала в себя юго-западную часть Ленинградской области (за исключением Ямбургского и Волосовского районов), часть Калининской области (включая Великие Луки), Новгородскую и Псковскую области, с общим населением около 2 млн. человек. В Псковской области к началу войны оставались действующими всего пять храмов, а сама Псковская епархиальная кафедра была упразднена в 1940 году. К началу 1942 года на оккупированных землях Псковщины был уже 221 храм с числом священников - 84. Клириков не хватало, поэтому один священник окормлял два-три прихода.[4]

Начальником Управления "Православной миссии в освобожденных областях России" стал отец Кирилл Зайц, бывший настоятель Рижского Кафедрального собора, чья деятельность устраивала и Экзарха, и немецкие власти. В материальном отношении Миссия самообеспечивалась, пополняя свои ресурсы из прибылей, поступавших от хозяйственного отдела (свечной завод, магазин церковных принадлежностей, иконописная мастерская) и от 10 % отчислений, поступавших из приходов. Ее месячный доход в 3-5 тыс. марок покрывал расходы Управления, а свободные денежные суммы Миссии шли на содержание Богословских курсов в Вильнюсе. Для восстановления церковной жизни требовались священнослужители.[5]

Доподлинно известно: пастыри Миссии заботились о милосердии и, прежде всего - об облегчении участи советских военнопленных. По приходам собирали не только одежду, но и медикаменты, продукты. Прихожане, сами терпящие многие лишения, помогали своим страждущим братьям. В обращении «Православной миссии» к населению о пожертвованиях для военнопленных говорится: "Тронутые любовью к нашим, в плену находящимся братьям, мы желаем помочь им и удовлетворить их нужды. С разрешения немецкого Военного Управления «Православная Миссия» устраивает сбор добровольного пожертвования одежды. Мы знаем, что русский человек не будет стоять в стороне, когда надо помочь своему ближнему. "[6]

С первых дней своего существования Миссия заботилась и о сиротах. Стараниями прихожан был создан детский приют при храме Святого великомученика Димитрия Солунского в Пскове. 137 мальчиков и девочек в возрасте от 6 до 15 лет нашли в нем тепло и покой. Во главе приюта стоял священник Георгий Бенигсен, он же возглавил и школу при храме. Школу на 80 мест при псковской Варлаамовской церкви организовал отец Константин Шаховской. Отец Владимир Толстоухов открыл 17 начальных школ в Пушкиногорском районе, 15 школ создали священники Миссии в Красногорском округе. Годы спустя в Советском Союзе эту деятельность назовут "религиозным растлением юношества", а православного пастыря о. Георгия Бенигсена будут обвинять в том, например, что он "оторвал от Родины 13 воспитанников приюта" (они покинули Россию вместе с ним). Псковских, порховских, дновских батюшек обвинят в предательстве, и они получат долгие лагерные сроки.[7]  В течение всего периода оккупации имели место трения между митрополитом Сергием (Воскресенским) и немецкими властями. Крупные осложнения с оккупационными властями начались у Экзарха осенью 1943 года: немцы настаивали на непризнании каноничности избрания Архиерейским Собором в Москве в сентябре 1943 года митрополита Сергия (Страгородского) Патриархом. Митрополит Сергий (Воскресенский) считал, что выборы проведены по всем канонам, и всячески затягивал свое публичное выступление по этому вопросу, вызывая недовольство немцев. Весной 1944 года развивалось наступление советских войск, и территории, окормляемые Экзархом Сергием, начали освобождаться. 29 апреля 1944 года на шоссе Вильнюс - Каунас машину, в которой ехал Экзарх, расстреляли мотоциклисты в немецкой форме. Смерть митрополита Сергия сняла все возможные обвинения в его адрес о «сотрудничестве с оккупантами». В годы войны в Прибалтике проходило служение известного впоследствии старца Николая Гурьянова. В Рижском кафедральном соборе 8 февраля 1942 г. он был рукоположен в сан диакона митрополитом Сергием (Воскресенским), а 15 февраля 1942 г. – в сан иерея. В этом же году о. Николай окончил богословские курсы, которые возглавлял архиепископ Мануил (Лемешевский). Вскоре о. Николай был направлен в Ригу, где до 28 апреля 1942 г. служил священником в Свято-Троицком женском монастыре. Откуда, по указу митрополита Сергия (Воскресенского), был переведен в Вильнюс, где исполнял должность уставщика богослужений в Свято-Духовском монастыре до 16 мая 1943 года. С 1943 г. по 1954 г. о. Николай являлся настоятелем храма святителя Николая в с.Гегобрасты Паневежского благочиния Литовской ССР.[8]

Возрождение Православной Церкви происходило и на оккупированных землях Белоруссии. Здесь, как и на территории Псковской миссии, с осени 1941 года началось восстановление храмов при активном участии духовенства, оказавшегося на советской территории только после присоединения Западной Белоруссии к СССР в 1939 году. В августе 1941 года Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий назначил Экзархом Белоруссии архиепископа Пантелеймона (Рожновского). Временный Экзарх западных областей Белоруссии и Украины митрополит Николай (Ярушевич) остался по другую сторону фронта и не мог исполнять своих обязанностей.

Под давлением немецких властей, стремившихся создать автономную церковь, в марте 1942 года состоялся Собор белорусских архиереев, который избрал архиепископа Пантелеймона митрополитом, но не провозгласил самостоятельности Белорусской Церкви. На богослужениях священство продолжало возносить имя Патриаршего Местоблюстителя. А сам митрополит Пантелеймон отказывался проповедовать по-белорусски, говоря, что языком городского населения является русский.[9] Несговорчивого митрополита немцы отправили в ссылку в Жировицкий монастырь. В мае 1944 года архиерейская конференция во главе с вернувшимся к управлению Церковью митрополитом Пантелеймоном (Рожновским) объявила постановления Собора 1942 года недействительными из-за отсутствия на нем двух старших епископов, не допущенных оккупационными властями. Таким образом, были сведены на нет все попытки немцев инициировать церковный раскол в Белоруссии.

Фактически на всех временно оккупированных немцами территориях была восстановлена религиозная жизнь. Дробление Церкви не состоялось. Сепаратистские национальные Церкви заявили о себе только на Украине, где одновременно действовали Автономная Украинская Православная Церковь, признающая верховный авторитет Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и Автокефальная Украинская Православная Церковь во главе с архиепископом Луцким Поликарпом (Сикорским). Создание двух параллельных иерархий немцы допустили из-за стремления ослабить русское влияние на Восточной Украине, с одной стороны, и для дополнительного контроля за усиливающимся украинским национализмом, с другой.[10]

И, если деятельность Автокефальной Церкви была оценена Московской Патриархией в марте 1943 года как неканоническая и изменническая, то Автономная Церковь рассматривалась ею как единственная легальная организация, вокруг которой сплотилось большинство православных на оккупированных украинских землях.[11]

В то же время особая ситуация сложилась в годы войны на Западной Украине, где Греко-католическая церковь активно сотрудничала с оккупировавшими германскими войсками и покровительствовала местным националистическим движениям (так называемым "бандеровцам"). Эти обстоятельства обусловили резко негативное отношение к униатам со стороны И.В. Сталина, и желание советских властей как можно скорее ликвидировать Греко-католическую церковь на территории СССР. С этой целью было использовано давно существовавшее среди части униатского духовенства стремление возвратиться в лоно Православной Церкви. Лидером этого движения был протопресвитер Гавриил Костельник (погиб от рук украинских националистов в 1948 г.). В 1944-1946 гг. были арестованы все униатские епископы. Львовский собор 1946 г. объявил об упразднении Брестской унии. Правда, это не привело к полному уничтожению униатства: греко-католические структуры сохранились среди западно-украинской диаспоры в эмиграции, а на территории СССР существовали нелегальные униатские приходы.

Продолжение:

Деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (ч.4)

А.И.Гончаров